полный текст
17.02.69
Возвращаясь к моему предыдущему докладу, я хочу напомнить то, о чем говорил. Я излагал лишь то, что для меня было совершенно ясным. Естественно, что я начал изложение этой проблемы с тех объектов, которые были связаны с моей личной историей. Поэтому я изложил хронологию с точки зрения развертывания моих работ. Я не излагал аналогичных работ других авторов, а те выдержки, которые прозвучали в моих сообщениях, были даны мной через собственную призму. То, что я рассказывал, надо рассматривать как наброски истории самой проблемы, исследуемой в нашем кружке, а не как объективное изложение происходившего на самом деле.
Сейчас я перехожу к заданию самой схемы понятия так, как она мне представляется. Мой подход будет концентрическим. Сначала я введу первое интуитивное представление, апеллируя к вашей интуиции. Далее, исходя из этих интуиций и некоторых теоретических опосредствований, я постараюсь нарисовать внешнюю предельно грубую схему. Затем я пройдусь еще раз по этой зарисованной схеме, но имея перед глазами уже некоторое целое, и попробую обсудить более тонкие детали. Итак, там будет три отчетливо выраженных части.
Первая. Апелляция к нашей общей интуиции. Когда мы говорим, что человек — наш собеседник или кооперант деятельности — обладает понятием, каков критерий нашего суждения о наличии понятия у того или иного человека? Причем мы четко для различаем два случая:
1) человек имеет понятие;
2) человек не имеет понятие, либо имеет неправильное понятие.
Каким мы себе представляем это состояние «иметь понятие»? Иметь понятие о чем-либо (далее просто иметь понятие), с моей точки зрения, это — уметь выделить или опознать объекты деятельности. Затем произвести с этими объектами какое-то действие или операции, преобразовав их этим самым или выделив их содержание. Это второй момент. Третий момент — выразить все это в знании. Другими словами, сообщить нечто другому.
Эти три момента представляются мне существенными для интуитивного определения понятия. Если человек способен выделить указанные три момента, то мы можем утверждать, что этот человек имеет понятие.
Два момента должны быть специально подчеркнуты здесь. Таким образом, я рассматриваю понятие как субъективный атрибут человека. Это — первое. Во-вторых, я выделяю в содержании понятия три разрозненных, противопоставленных друг другу элемента: некоторую маркировку объекта, позволяющую нам опознать и выделить объект; некоторые операции, приложимые к этому объекту; некоторое знание, фиксирующее что-то, касающееся первых двух элементов. Я рисую их рядом друг с другом, как элементы содержания нашего понятия. Важно подчеркнуть, что когда мы говорим «знание» или «форма знания», мы имеем дело с элементами содержания понятия. Я подчеркиваю особую природу первого элемента — это признаки, позволяющие выделить первую группу объектов как то, с чем мы действуем. Причем фактически я говорю не об объектах, а о маркерах. Но маркеры таковы, что за ними стоят некоторые объекты, объекты нашей деятельности. Эти объекты непосредственно данные. Под этим я понимаю самые разные формы данности объектов и их освоение, любые формы освоения, связанные непосредственно с объективностью. Типичный пример такой данности: а) данность через практическую деятельность, б) через чувственное отражение. Таким образом, я ввожу понятие обязательно в ситуации общения. У человека, участвующего в общении, имеется табло, через которое представлены три указанных элемента содержания понятия.
Но я всегда должен предполагать ту или иную форму экстериоризации или внешнего выражения. С этого я начинал, спрашивая аудиторию: в каких случаях тот или иной человек имеет понятие? И отвечал: обязательно в ситуации общения, оценки другого человека. Эта ситуация содержит сам объект, набор некоторых процедур и некоторый текст сообщения. Эти элементы нужны для возможности говорить о существовании понятия. Заданный мной вопрос касался условий выявления наличности или отсутствия понятия. Я же утверждал нечто о его существовании. Казалось бы, можно сказать, что понятие присуще самому индивиду. Оно связано или не связано с табло, а то, что выявляется в тексте или же то, что дает нам возможность говорить об объекте, это уже не достояние первого индивида, характеризующего наличие или отсутствие понятия, а это аксессуары воззрения второго, его суждения. Но для того, чтобы так сказать, нужны специальные основания, которых у меня пока нет. Поэтому я начинаю с принципиальной координации двух людей, общающихся между собой, и утверждаю, что понятие существует только в этой ситуации.
Этот момент имеет методологическое значение. Для меня единственно существующим в качестве эмпирического материала может быть ситуация коммуникации, общения. Индивид, взятый вне этой ситуации, вообще не является единицей или элементом, он просто не существует, хотя я с этого начинал, говоря об условиях, в которых индивид может иметь или не иметь понятие.
Зафиксировав акт коммуникации, я должен затем произвести сложные и тонкие членения, потому что я не могу сказать, что понятие принадлежит этим двум индивидам. После сделанных мной замечаний я не могу рассматривать понятие как принадлежащее индивиду, его субъективную принадлежность. Это утверждение было необходимо для рассуждения. Теперь же я должен сказать, что понятие принадлежит указанной ситуации. Но это не означает отказа от прежнего положения. Я ставлю перед собой задачу провести такой анализ, чтобы оба положения ему удовлетворяли. Мне важно, что все то, что мной нарисовано, в принципе создается обоими индивидами. Все то, что нарисовано мной внизу…
Здесь схемы нет, но, судя по всему, нарисован верстак.
… и что мы называем существующим на верстаке, существует именно так, а не иначе, благодаря наличию двух табло. Если мы не учитываем их, то нарисованное мной не существует. И объект, и операция, и текст существуют в своей определенности только по отношению к этим двум табло. Вне этих табло они как таковые вообще существовать не могут. Возникает естественный вопрос: каковы вклады этих табло в создание и определение этой ситуации? Этот вопрос требует специального обсуждения. Пока я утверждаю лишь одно: второй индивид, принимающий сообщение, участвует в формировании понятия первого индивида в такой же мере, как и сам первый индивид, а может быть и в большей. И хотя мы говорим, что понятие существует только у первого индивида, но существует оно именно потому, что есть второй индивид со своей специфической работой. Получается, что второй создает понятие первого, а не первый создает свое собственное понятие.
Папуш. Как это все включено в социум? Как относятся к понятию культуры?
Пока не включено. Не воспринимайте все то, что я сказал, как задание схемы понятия. Когда я дойду до конца схемы, я отвечу на ваш вопрос. Причем у меня на каждой схеме вроде бы будет существовать понятие, и на каждой схеме его не будет существовать. Конечно, понятие существует а) в деятельности, б) в нормах культуры, в) в обучении, и наконец, нет никакого понятия вообще. Но поскольку мы вынуждены говорить, что оно существует, постольку придется вводить всю систему деятельности. Возникает вопрос, как вводить.
Москаева. Ситуация общения — любая?
Для меня это не важно, потому, что для меня условием является то содержание, которое я задал, т.е. умение выделить объект, применить к нему соответствующие процедуры, выразить это в соответствующем тексте. При этих условиях я считаю, что есть понятие, независимо от того, какими являются процедуры, текст, объект. В любом случае, когда есть эти три элемента любого сорта и имеется умение проделать с ними определенные действия, я имею понятие — либо правильное, либо нет. Важен факт наличия понятия. Но я предупреждаю, чтобы вы не думали, что я ввел понятие. Здесь нет еще понятия, а, следовательно, здесь нет специфических признаков этого понятия.
Москаева. Нарисованный вами объект — реальный или идеальный?
А я не знаю, что такое реальный объект, я примерно знаю, что такое идеальный объект. На рассматриваемом этапе я задавал этот объект как объект практической деятельности или как чувственно воспринимаемый. У меня был маркер, от которого осуществлялся спуск к объекту. Здесь два замечания. Сегодня мы достаточно хорошо понимаем, что единственной реальностью является деятельность, и нет ничего другого, чему мы могли бы приписать признак действительно существующего. С этой точки зрения знания, понятия, объекта, языка, мышления быть не может, есть только деятельность. Эта деятельность все время порождает некоторую организованность материала. Порождая организованности, деятельность в них успокаивается, создает свое инобытие. И в этом плане деятельность не существует, ибо она все время находится в процессе возникновения и уничтожения, ее нельзя схватить. Существуют же только порожденные ею организованности, которые люди привыкли называть понятиями, мышлением, речью, языком и т.д. Как в любой ситуации парадокса, мы должны произвести дифференциацию. Мы говорим о реальности и действительности. Мы говорим, что единственная действительность — это деятельность. Но деятельность не реальна, реальны только ее организованности; и только они могут служить исходным материалом для научного анализа, ибо существование деятельности как действительности, есть продукт развития философии. И в этом смысле это — миф, который задает нам предельные рамки действительности.
Если бы могли начинать с мифа, то мы должны были бы задавать структуру деятельности: сам факт вспыхивания, умирания и успокоения деятельности в организованности, и из этого отношения между двумя формами существования деятельности выводить все типы организованности и осуществлять переходы от одних организованностей к другим. Для этого необходима твердая вера в то, что такое существует. Но мы сами в это не очень верим. Недавно к этому пришли. И начинали мы как все, с различных форм организованности. Например, мы говорили, что мышления как непосредственной данности и понятия не существует, но зато как непосредственная данность существует речь и язык, выраженные в тексте. Перед нами стояла задача: начинать с анализа текстов и, препарируя их, переходить к той деятельности, которая лежит на следующих, более глубоких уровнях, т.е. вскрывать там понятия. Сейчас бы мы сказали, что мы начинали с одной организованности и искали в ней другую, не понимая того, что знаки, слова столь же реальны, как и понятия. В этом смысле понятия существуют в такой же материализованной форме, как знак, как речь и язык.
Почему же мы тогда не анализировали понятия, если они даны как некоторая организованность? У нас их не было, хотя их имел Гегель. Смысл нашей работы заключался в выходе к деятельности. Мы создавали иерархию организованностей с тем, чтобы выйти к деятельности. Когда мы до нее дошли, эти ходы стали ненужными. Но это только в том случае, если бы мы имели онтологическую картину деятельности, если бы все ходы были изображены. Но мы этой картины не имеем, поэтому вынуждены прибегать к ходу 15-летней давности: я апеллирую к вашей интуиции, к чему-то непосредственно данному, и буду передвигаться от одной организованности к другой, имея в виду деятельность как всеобщий посредник.
Москаева. Каким образом вы от этой организации перейдете к понятию?
Перейду. Второй методический момент. Рисунок, сделанный мной, представляет экстериоризацию понятия. С этой точки зрения изображения смысла понятия не является реально существующим — это не модель. Для того, чтобы использовать нечто как модель, я должен удовлетворить целому ряду требований и специально обсудить вопрос: каким образом рисунки, изображающие мои представления о некотором объекте, могут использоваться как изображение самого объекта. Для того, чтобы утверждать, что понятие существует, необходимо ввести дополнительные соображения. Все эти рисунки есть не что иное, как выражение моего представления. А за счет чего они достигают объективности — это особый вопрос. Об этом нужно все время помнить. С одной стороны, я провожу онтологизацию. Я говорю, что это действительно существует. Но на самом деле этого нет, и я это хорошо знаю.
Дубровский В.Я. Нам предлагается провести специфическую работу по поводу второго индивида, про которого ничего не сказано?
Я надеюсь, что все здесь собравшиеся все время проделывали эту работу и знают как это делать.
…Что такое текст? Он, во-первых, должен быть понят вторым индивидом. Что второй индивид понимает — сложный вопрос. Но меня интересует, как относится этот текст к понятию, которое я предписал первому индивиду. Для второго индивида этот текст является выражением понятия первого. Когда второй индивид, понимая текст, видит в нем выражение понятия первого индивида, он создает в своем представлении понятие, которое как бы принадлежит первому. Причем создает он его на том основании, что понимает этот текст.
Представим, что я по-новому задаю ситуацию, и вы не знаете тех элементов, которые буду рисовать. И та ситуации, которую я буду рисовать, точно соответствует акту коммуникации. Перед вами другой человек — собеседник. Этот человек для вас строит некоторые тексты, которые бывают осмысленными, бессмысленными, ложными или истинными и т.д. Вы стараетесь в них разобраться, и вы их понимаете. Происходит так, как об этом говорил Ойзерман.
Если среди сообщений собеседник попадается текст, который с вашей точки зрения осмыслен и правильно отражает суть дела, то вы говорите, что он имеет понятие. У первого индивида возникает понятие за счет того, что вы поняли тот текст, который он вам дал. Он передал свое понимание. У вас возникло понимание, но вы говорите, что у него есть понятие, и этот текст выражает это понятие. И на самом деле только это и происходит.
Серов. Это может быть от того, что у меня есть понятие того, что я понял, т.е. у меня было уже это понятие. И я могу сказать, что у него нет этого понятия.
Хорошо, я поправляюсь: этот текст выражает это понятие, поскольку вы его поняли.
Дубровский. Есть акт коммуникации, есть текст, в котором выражены понятия, — объекты и т.д., т.е. все, что необходимо для понятия. И вы говорите, что есть акт понимания. Предполагается ли вообще такое утверждение на этой схеме или здесь уже заложено какое-то соответствие этих табло?
Ничего не заложено, я все это забыл и подвергаю критике. Введя ситуацию общения и предположив первоначально, что первый создает понятия, я теперь поправляюсь и говорю, что он может иметь понятие или не иметь его, и нам это неизвестно. Но единственным фактом является то, что имеется текст, предположительно созданный первым индивидом. Вы его понимаете и говорите, что этот текст выражает некоторое понятие и, следовательно, вы строите новый текст хотя бы в утверждении того, что этот текст выражает некоторое понятие. При этом вы переходите в безличную плоскость, т.е. вы можете сказать, что это понятие принадлежит индивиду или нет, но можете сказать, что этот текст выражает некоторое понятие, не принадлежащее ни одному индивиду. Своим утверждением, что текст выражает понятие, вы создаете эту субстанцию — понятие. При этом «выражены» означает «не изображены», «не представлены», «не описаны», вы на основании этого текста утверждаете, что есть какое-то понятие или что у первого индивида было понятие. Умение первого индивида выделять некоторый объект, совершать процедуры и создавать текст или знание выражено только в этом тексте. И ни в чем другом оно внешне не существует и не может существовать на этом уровне.
Я исхожу из того, что первый имеет понятие, но оно является его тайной, и сам он не знает, что оно у него есть. А поэтому у него никакого понятия нет, поскольку все то, что мы имеем, но о чем не знаем, его нет. Понятие порождает второй и порождает он его своим непониманием. Не понимая, он задавал вопросы и заставлял первого развертывать его тексты. Но текст есть единственное выражение понятия, как то, в чем понятие существует для другого, а, следовательно, и вообще, поскольку другой в этой ситуации есть мера существующего. Поэтому можно сказать, что второй «вытягивает» из первого понятие. При этом первый порождает, создает понятие, но не берет, не черпает его ниоткуда. Фактически первое, что он порождает, есть форма выражения понятия. По-моему, в области мышления всегда сначала появляется форма, а потом ее содержание, но не наоборот. В этом смысл основного принципа содержательно-генетической логики. Нельзя ничего выявить в объекте, не создав предварительно формы. Поэтому главное — выяснить, как сначала форма создается из общения двух индивидов, не выражая ничего, что могло существовать у первого вне его сознания. Она должна быть создана вне системы сознания ее как формы выражения чего-то и сознания, она должна быть создана как форма, но форма, которая лишь потом наполнится соответствующим содержанием. А содержание ей приписывается за счет коммуникации и в этой коммуникации.
Поэтому сказать, что в тексте выражено понятие, это в принципе сказано неверно. Но люди сказали это и начали за счет этого развиваться, так как это было именно то, что обеспечило их действительность.
Я утверждаю, что мышление никогда не присуще отдельному индивиду, понятие также не присуще отдельному индивиду. Мышление возможно только в коллективе людей, в котором каждый занимает определенное место и имеет свое представление об объективности, каждый выполняет свою особую работу, отличную от работы другого, каждый является частично созерцателем, частично деятелем. Все объекты, которые каждый из них видит — разные, так же как процедуры и структуры коммуникации. И только это обеспечивает возможность мышления.
Москаева. Ваше представление о понятии предполагает предварительное представление об объекте и процедуре?
Нет, не предполагает. Все, что я здесь обсуждаю — это не понятие. Я стараюсь задать этапы генетической процедуры, и вместе с тем — это понятие.
Серов. Второй коммуникант вытягивает понятие из первого?
Да, он вытягивает понятие из первого, но это не значит, что у первого есть нечто такое, что у него можно было бы вытащить. Второй, задавая вопросы, точно так же как и первый, отвечая, апеллирует к ситуации своей деятельности, создают нечто общее – понятие, которое лежит как бы между ними. Поэтому можно сказать, была деятельность, был первый, у него было табло. Причем он может писать, делать и т.д. Поэтому на вопрос, откуда берется понятие, я отвечаю: из ничего. Я показываю, как из ничего возникает понятие, пользуясь для этого генетическим механизмом и позиционными представлениями из теории деятельности. На данном этапе я задал только один блок той машины, в которой возникнет понятие. Пока этот блок не ухватывает всего целого, но он является необходимым в машине, и без него бы не было понятия.
Я выделил три элемента, которые развертываются в тексте. В той мере, в какой они развертываются, происходит развитие знаний, в том числе и научных, заданных в операциональном направлении. Там, где задаются изображения объекта и соответствующих привязок процедур, там реализуются все эти структуры и дают формы существования понятия.
Есть еще и другая форма: когда мы начинаем задавать вопросы, касающиеся обоснованности связей между маркировкой объекта и процедурами, и между формой знания и изображением объекта. Если рассмотреть атрибутивные структуры, то там выражается эта линия развития форм знания и понимания».
Свежие комментарии